Архитектор Бернар Чуми — о пользе сомнений
Интервью со знаменитым архитектором, представителем деконтсруктивизма, Бернаром Чуми.
Всякое интервью с вами начинается с вопроса о Дерриде?
— Точно. Да я привык. Мне сотрудничество архитектора и философа кажется естественным. Потому что архитектура— это не знание формы, а форма знания. Как философия, математика, физика, искусство и другие дисциплины.
— Но почему же именно Жак Деррида, а не кто-то другой оказался тогда, в начале восьмидесятых, вовлеченным в обсуждение проекта парка Ла-Виллетт?
— Вот и он тоже тогда спрашивал: «Почему? Почему я? Ведь мой деконструктивизм против всего того, на чем стоит архитектура»». Да, деконструктивизм отрицает форму, иерархию и структуру, без которых архитектуру столетиями невозможно было себе представить. Но это и есть причина, по которой я к нему обратился. И ему тоже тогда ответил: «Как раз поэтому»».
— То есть в тот момент вам было важно поставить под вопрос все эти основания?
— Да. Я чувствовал, что архитектура настолько переполнена всякими привнесенными идеями, всякими клише, всякими готовыми решениями, которые никто давно не подвергал сомнению, что пора наконец сделать это.
— И каковы были результаты?
— Это будет длинный ответ. Современная архитектура ведь одновременно имеет дело с концепциями и чувствами. (Подробнее о современной архитектуре на сайте: delovoy-kvartal.ru). Когда вы архитектор, вы мыслите абстрактно. Когда вы живете в здании, вы воспринимаете его чувствами. Из этого противоречия между реальным и умозрительным восприятием архитектуры возникает напряжение. Из напряжения рождается движение. А это, на мой взгляд, главное в архитектуре. Позвольте, я приведу пример — тот же парк Ла-Виллетт. Когда ты ходишь по парку, ты видишь природу, яркие красные здания и много людей. Все это — фрагменты, восприятие которых постоянно меняется в зависимости от времени года, погоды и так далее. Но если вы решите познакомиться с концепцией, то увидите на чертеже жесткую решетку. Вы увидите систему линий, границ, полей, уровней движений, то есть нечто совершенно иное. В этой решетке через каждые сто двадцать метров стоит здание. Никогда эту вещь вы напрямую не прочувствуете. Но вы никогда не получите и тех ощущений, которые вы получаете от построек парка, если этой решетки не будет. Одно не может существовать без другого.
— Может быть, с точки зрения архитектора это и так. Но давайте посмотрим с точки зрения обывателя, который приходит в парк Ла-Виллетт. Какое ему дело до этой всей концепции? Она ему совершенно не мешает там бродить и наелажда гься солнышком, пивом и бутербродами, но и никаких дополнительных удовольствий она, кажется, ему предоставить не может.
— Я абсолютно согласен. Людям это совершенно незачем. Но я как архитектор без этого не могу. Вот представьте себе, я кинорежиссер. Я должен держать в поле зрения весь фильм, включая монтаж, заранее. Как зрителю мне совершенно необязательно быть осведомленным в технике монтажа.
— Получается, что ваше обращение к философии — это лишь профессиональная рефлексия, попытка понять, что ты делаешь. И потребитель архитектуры тут на самом деле ни при чем.
— Нет-нет, очень даже при чем. Потому что архитектуры вообще нет без потребителя. Наличие архитектора — недостаточное условие для существования архитектуры, хотя и необходимое, я всегда говорю о «событии»» в архитектуре — то есть о таком моменте, когда архитектуру используют — хорошо ли. плохо ли, пусть даже оскорбительно, но используют. В парк Ла-Виллетт, например, каждый год приходит восемь миллионов человек, и все они используют его по-разному. Я мыслил его как жесткую решетку, но главное, что я хотел людям предложить, — это удовольствие от движения в пространстве. И концертный зал в Руане — он тоже весь создан ради движения в пространстве.
— Можно сказать, таким образом, что ваше пространство — это своего рода аттракцион для зригеля? Hеужели это единственный способ заставить людей сопереживать архитектуре?
Нет, архитектура— это не аттракцион. Она совершенно отличается, к примеру, от тематических парков, которые подчинены одной идее. Там вы приходите в определенное место, и вам преподносят определенную историю. Нет, это не Диснейленд, потому что в Диснейленде нет диалога, а в архитектуре он должен быть. Мне всегда нужно, чтобы в моем пространстве люди встречались и общались. Я часто использую круговое движение, круглые лестницы и помещения наподобие атриумов, чтобы люди могли встретиться и поговорить.
— То есть каждый раз вы строите что-то вроде римского Форума?
— Я совсем не против такой аналогии. Да и кто бы на моем месте от такой аналогии отказался? Но нужна одна оговорка — для XXI века.
— Были ли со времен Ла-Виллетта какие-то концептуальные изменения в вашем отношении к архитектуре?
— Да. Последние пять лет смысл моей работы заключается в том, чтобы прояснить отношения между архитекторским концептом и контекстом. Контекст — то есть история земли, та, которая в недрах, и та, которая в человеческой памяти, — способен связать воедино замысел архитектора и восприятие «простого»» зрителя. В общем, можно сказать, что в 1984 году я поставил перед собой этот вопрос, а в 2004 году ответил на него таким образом.
— Вы получили окончательный ответ?
— И да и нет. Да — потому что он верен для сегодняшнего дня, может быть, для следующих десяти лет. Но общество развивается, и вопрос, который мы задаем действительности, должен быть переформулирован. Мой сегодняшний ответ никак не подойдет к завтрашнему вопросу.
— Как приходит ощущение, что пора переформулировать вопрос?
— Позвольте еще пример. Целых три года я не мог говорить о проекте музея Акрополя для Афин. Он никак не укладывался в мое творчество. На публичных лекциях я всегда показывал разные проекты, но никогда этот. И вдруг я понял, что из-за него мне надо пересмотреть всю сущность моей работы. Потому что я осознал, как невероятно важен контекст. Когда я работал над Ла-Виллеттом, я так не думал.
— Забавно, что желание переосмыслить свое занятие пришло к вам не где-нибудь, а на афинском Акрополе, с которого, по большому счету, и началась история западноевропейской архитектуры.
— Да это просто парадоксально. IIII
Интервью организовано журналом Architectural Digest. Смотрите также интервью с другими известными архитекторами.